Каждый человек уникален: как травмы влияют на нашу жизнь

Травма не появляется на пустом месте. Она возникает, когда негативное воздействие какого-то события превышает ресурсы человека — интеллектуальные, психологические, эмоциональные, перечеркивает весь его предыдущий жизненный опыт.

Как объясняет консультантка в методе позитивной психотерапии Ольга Ладия-Щербакова, это классическое определение травмы. Яркий пример — война и боевые действия, несущие угрозу жизни. Вместе с тем специалистка отмечает, что травматический случай необязательно приводит к травме, а травма — к ПТСР (посттравматическому стрессовому расстройству). Конечно, все воспринимают войну как трагическое событие, но с чем человек выйдет из пережитой драмы — это уже индивидуальная история.

«Каждая личность уникальна. У каждого человека есть неповторимая жизнь, собственный опыт, различное социальное окружение. Поэтому шокирующее событие может стать травматическим — или нет, это непредсказуемо. Когда группа людей попадает под обстрел, некоторые могут получить психологическую травму вплоть до ПТСР. А кто-то — перенесет обстрел как стресс и быстро восстановится, так как его индивидуальных ресурсов хватит, чтобы реабилитировать психическое состояние», — подчеркивает Ольга.

Перед войной и боевыми действиями особенно уязвимы дети и подростки. Но их психика только формируется, поэтому они имеют больше шансов справиться с травматическим опытом, чем взрослые, просто в силу интенсивного роста и развития. Так, взрослый менее уязвим, когда сталкивается с шокирующим событием, — но только если у него достаточно ресурсов. Однако у взрослого человека уже сформирована система жизненных ценностей и взглядов, и когда она разрушается — такому человеку сложнее найти новые опоры, ценности и принципы.

Характер происшествия также влияет на травматизацию человека. Осложняет кризисную ситуацию ее внезапность и неотвратимость, а также массовость, когда она затрагивает большое количество людей. Например, если люди попали под обстрел, большинство из них погибло, а те, кто выжил — видели эти смерти. Усиливает травматичность протяженность трагических обстоятельств во времени: когда человек долгое время находится в плену или на передовой — уже можно говорить о травме развития. Недаром по американским стандартам военная ротация продолжается 45 суток.

Не следует игнорировать фактор неопределенности. У нас второй год — пандемия, однако окончательного решения проблемы заболеваемости и вакцинации нет. Непонятно, когда распространение COVID-19 закончится и каким еще образом изменится наша жизнь. Не менее важный фактор — переживание угроз для собственной жизни или жизни близких. Опять же, война, плен, пандемия — все эти обстоятельства имеют шокирующее влияние. Человек боится умереть от болезни, погибнуть во время боевых действий.

На травматизацию чрезвычайно сильно влияет потеря социального статуса. В такой ситуации в свое время оказались многие переселенцы. Они потеряли дом, работу, оставили родных, были вынуждены начинать все с нуля на новом месте и доказывать собственную профессиональную пригодность. С подобным же стрессом сталкиваются люди, которых уволили с работы, потому что еще вчера они могли обеспечить себя и семью, а сегодня — уже нет.

Радикальная травматизация

Во время травматического события люди переживают интенсивный страх, острое чувство беспомощности, отчаяния, потери контроля. И если эти переживания длятся долго, возникает высокий риск, что это перейдет в психологическую травму. В частности, таким травматическим случаем может стать домашнее насилие, когда ребенка бьют, унижают, травят. Физическое насилие — это нарушение физической целостности, оно заставляет малыша чувствовать угрозу для жизни. Если насилие продолжалось годами, можно говорить о травме развития.

«Существует дополнительный нюанс: когда насилием занимаются люди, которые призваны проявлять заботу и обеспечить безопасность ребенку. Природой так устроено — нужно полное доверие ребенка к тем взрослых, которые его воспитывают. Их задача — обеспечить безопасность и условия здорового развития, но иногда именно эти люди становятся источником угрозы. Они бьют, они издеваются. Это может стать причиной формирования травмы. Самое обидное и жестокое заключается в том, что ребенок не имеет столько ресурсов как у взрослого, чтобы как-то защититься. Поэтому насилие может длиться годами», — отмечает Ольга Ладия-Щербакова.

Травматическим событием часто бывает сексуальное насилие. Если оно произошло один раз — это шок, но если домогательства повторялись неоднократно, это может свидетельствовать о комплексной травме. Она формируется, когда на человека в течение долгого времени влияли несколько негативных факторов. Такая проблема часто возникает у людей, переживших плен. Содержание в ужасных условиях, пытки, недоедание, побои, голод — эти факторы действуют одновременно и превышают возможности человеческой психики справиться с ними всеми сразу. Так и образуется комплексная травма. 

Марии исполнилось 37 лет. Сексуальное насилие она пережила еще в младшей школе, хотя осознать это смогла только после окончания университета. Это были непростые 90-е, никто подобных тем тогда не поднимал. Со второго курса Мария начала работать, ей было не до психоанализа. С парнями она встречалась, но об интиме не могла быть и речи: у девушки начиналась паника. Причину она долго не осознавала.

«Потом тема педофилии оказалась в общественном фокусе, и ко мне вернулись воспоминания, которые я долго глушила. Когда я все окончательно вспомнила и осознала, стало очень противно и горько. Звучит странно, но горе от пережитого меня впервые накрыло уже во взрослом возрасте. Я наконец все поняла: что произошло насилие над маленькой мной. Но я все еще не могла ни с кем поделиться. Стыд и страх ранить родителей делали и до сих пор делают это невозможным. Хорошо, что педофил тогда уже давно жил в другой части Украины», — вспоминает Мария.

Прошли годы. Мария, на тот момент жившая за границей, решила проработать травму с психотерапевтом. У нее ушло немало времени на то, чтобы рассказать чужому человеку о поступках родного дяди. С психологом женщине повезло: это была сертифицированная специалистка, хорошо знавшая свою работу. Она ничего настойчиво из девушки не вытаскивала, ведь это могло повторно травмировать клиентку. Мария работала с реакцией тела и эмоциями, которые возникали, когда шаг за шагом приходилось приближаться к той душевной пропасти. Она контролировала скорость движения, а психотерапевтка ее поддерживала.

«Психологиня не только научила меня возвращаться из прошлого в настоящий момент, контролировать процесс, но главное — привила навыки работать с эмоциями и их проявлениями в теле. Методом психодрамы она научила визуализировать ту маленькую девочку, сделать ее наконец услышанной. Я заглушала ее голос, чтобы выжить, ведь не выдержала бы того, что она чувствовала. Поэтому прошлое было так глубоко зарыто. Теперь я приняла ее как часть себя, научилась брать ее/себя на ручки и утешать. Я услышала от нее все и выговорила ей все», — рассказывает девушка.

Во время психотерапии звучали такие месседжи: эта девочка не виновата, что с ней произошло что-то плохое, не виновата, что так с ней поступил злой человек. Но теперь она в безопасности... Мария все это проговорила, как бы держа на руках ту малышку в синем платьице, позволяя себе рыдать и останавливать процесс, когда боли было слишком много.

«Терапия помогает снизить тревожность и чувство вины, которое я несла всю жизнь. Я даже нашла силы рассказать, что со мной произошло в детстве, другому человеку. И не жалею об этом, потому что он меня поддержал. Работа с травмой из-за попытки изнасилования в 23 года тоже происходила в подобном направлении. И стигму из этого для себя я тоже сняла: об этом эпизоде ​​моей жизни уже знают несколько человек», — говорит Мария.

Травма отнимает у человека ресурсы, она постоянно как бы разъедает изнутри, отмечает девушка. Но психотерапия работает. И хотя полностью избавиться от травмы до сих пор еще не вышло, это уже не бездонная пропасть: скорее, темная комната, в которую неприятно заглядывать. Но теперь Мария знает, что там находится.

Всем, кто пережил травму, Мария советует найти правильного специалиста. И если это «тот самый» человек, то стоит попробовать трагический эпизод проработать. Девушка отмечает, что ей повезло жить в стране, где таких специалистов лицензируют, и где репутация и профессиональная этика — не пустые слова.

Травма в отсутствии непосредственной угрозы

Необязательно угроза жизни должна быть явной и очевидной, чтобы у человека со временем возникла травма. Например, ребенка травят в школе, и он чувствует беспомощность, отчаяние и страх. Причем ребенок не может себя защитить, его жизненного опыта и физических ресурсов просто недостаточно. К этому добавляются другие моменты, которые делают ситуацию еще более травматичной. Это может ударить по ценностям (меня учили не драться), привести к потере статуса (я была популярной, а теперь все меня травят). Стресс также усугубляют внезапность (обидчики неожиданно напали из-за угла школы) и протяженность во времени (издевательство продолжается полчаса или дольше).

«Это субъективное переживание. Вот стоит ребенок, а его буллят. Да, ему не приставили пистолет к голове, однако окружили двое или трое сверстников. Если ребенок этот момент переживает как потерю безопасности, то рядом будет и угроза жизни: я один, а их много, я не знаю, на что они способны, и не уверен, что они предсказуемы», — перечисляет Ольга. 

Травма Елены была связана со школьным буллингом. Это была хорошая школа с высокими академическими результатами, но дети там учились разные. С шестого до восьмого класса Елена страдала от травли. Ей было сложно заниматься и находить новых друзей. Со временем она научилась как-то абстрагироваться, отстраняться от собственных эмоций.

В какой-то момент Елена обратилась к школьной психологине. Та посадила девочку рядом с одноклассником, который был инициатором буллинга. Неизвестно, разговаривали ли педагоги с парнем, но впоследствии он перестал травить Елену. Другие дети также перестали. Правда, полноценного хеппи-энда не произошло: друзья в классе так и не появились, но учиться стало значительно легче. К счастью, общение девочки не ограничивалось одноклассниками, у нее были приятельские отношения с детьми в художественной школе. Это было место, где Елена чувствовала себя комфортно и получала поддержку, там не было ощущения, что весь мир — против нее.

«Сейчас мне трудно устанавливать контакт с новыми людьми, строить доверительные отношения. Мне нужно знать человека несколько лет, чтобы начать ему доверять. Поддержки со стороны родителей не было, мне трудно делиться с ними переживаниями. У нас до сих пор сложные отношения», — говорит Елена.

Когда девушка поступила в университет, ей было сложно выстраивать отношения из-за собственной закрытости. Но она поняла, что не может сохранять тот паттерн поведения, что был в школе, ту отстраненность — ведь теперь рядом новые люди в новых обстоятельствах. Впоследствии Елена научилась доверять окружающим. Ей повезло встретить людей, которые поняли, поддержали и пошли навстречу. С некоторыми она дружит уже 15 лет.

Большую угрозу жизни ребенок может почувствовать в момент, когда его бросает кто-то из родителей, отмечает Ольга Ладия-Щербакова. Ведь это — потеря безопасности. Более того, ребенок воспринимает как опасность пренебрежение его потребностями. Например, в СССР была распространена методика, что младенцев надо кормить по часам. Ребенок плачет от голода, а взрослые думают: ну, покричит 10—15 минут, ничего страшного не произойдет. Однако такие действия могут нанести травму еще в бессознательном возрасте. У малыша сразу возникает множество переживаний: я голоден, мою потребность не удовлетворяют, мною пренебрегают. Поэтому бывает, что у человека есть признаки травмы, хотя у него и семья хорошая, и сильных потрясений в жизни не происходило.

«Отец ушел из семьи, когда мне было шесть лет. В дальнейшем мои отношения с семьей были сложными. Впоследствии я проработал это с психотерапевтом, потому что не понимал, есть ли в этом моя вина. Ты какое-то время общаешься со специалистом, и он тебя различными вопросами наводит на размышления: что же именно с тобой происходило. А когда ты все понимаешь и осознаешь, наступает стадия принятия. Тогда ты можешь спокойно проанализировать, что произошло, сделать выводы и пойти дальше», — рассказывает Евгений.

У многих людей остались травмы детства, которые мешают жить и развиваться, отмечает он. Некоторых они приводят к алкоголизму или наркомании. А вот проработка этих травм у грамотного специалиста поможет человеку понять себя и решить, что делать. Конечно, в начале психотерапии иногда бывает сложно и дискомфортно, во время сеанса человек может расплакаться. Но потом наступает облегчение.

Весомым фактором травматизации может стать пренебрежительное, безразличное, холодное отношение со стороны родителей. К примеру, говорят они расстроенному ребенку: «Чего нюни распустил, глаза бы мои тебя не видели». А ребенок понимает, что его эмоции для близких неважны, и чувствует себя ненужным. Ведь когда значимые взрослые ребенком пренебрегают, это провоцирует чувство опасности, повторяет психологиня.

Вообще, каждый человек — уникален, отмечает Ольга Ладия-Щербакова. И какое событие станет для него травмой — нельзя предугадать, на это влияют очень многие индивидуальные факторы.